Григорий Степанович Шабалин в рабочем кабинете редакции газеты "Ленинский путь", 1973 г. Источник – группа «Расстреляны в Таре».
Многие годы редакция «Ленинского пути» являлась одним из культурных центров Тары. Газета объединяла талантливых людей, но в силу причин часто вынужденных молчать или писать «в стол». Знакомое журналистам чувство досады, когда знаешь, понимаешь, а высказать нельзя, ощущалось в те времена особенно остро. Ярким примером тому судьба и творчество корреспондента районки, члена Союза журналистов Григория Степановича Шабалина.
В нашу газету Григорий Шабалин пришёл ещё в 1938-м. Одновременно писал в «Сибирские огни» – журнал, издаваемый в Новосибирске. По долгу службы молодому парню приходилось бывать в разных деревнях и сёлах, где он близко узнал изнанку советской действительности, о которой пресса не писала. Недаром появилась поговорка «меньше знаешь – крепче спишь», потому что в те годы любое сказанное тобой слово могло обернуться против тебя. Молчать же Григорий не умел.
Когда его через год призвали в армию, на советско-китайскую границу, он начал делиться своими наблюдениями и мыслями с сослуживцами – за это и поплатился. Сначала слишком много знающего солдата исключили из комсомола. Спросите: за что? За неопрятный вид. Роя окоп, он рукавом запылённой гимнастерки вытер со лба пот и в таком виде, неподобающем советскому бойцу, осмелился обратиться к командиру.
Затем нашёлся повод и для ареста. Во время патрулирования границы убежавшую командирскую лошадь понесло в сторону Китая, а Шабалин на своей безуспешно пытался догнать её до самой разделительной полосы. Этого хватило, чтобы обвинить его в измене Родине.
На следствии Григорий спросил: «В чём я виноват?» Следователь подошёл к карте и сказал: «Видишь, где Магадан. Вокруг него очень мало населённых пунктов, должен же и там кто-то жить». И таких «изменников» нашлись тысячи – едва поместились в трюме парохода. Через двое суток всех высадили на каменистый магаданский берег и лёд. Им предстояло добывать золото. Даже начавшаяся война не могла повлиять на судьбу заключённых: заявления направить в штрафной батальон на фронт не рассматривались.
Источник – группа «Расстреляны в Таре».
Через 7 лет Шабалин освободился. Ещё три года был лишён всех прав. Жить в крупных городах осуждённым по 58-й статье не разрешалось. Омск, где он намеревался найти работу, ему приказали покинуть в течение 24 часов. Помотавшись несколько лет по сёлам юга области и Казахстана, поработав на золотых приисках, Григорий Степанович уже с семьёй вернулся в Тару. Года три пришлось трудиться в геологической партии, занимавшейся поиском нефти на севере области, пока в 1959-м не появилась возможность снова устроиться в редакцию, где в отделе сельского хозяйства он проработал до 1976-го.
Чуть ли не ежедневные командировки в колхозы, встречи с разными людьми – все эпизоды его журналистской биографии можно проследить по подшивкам районки. На её страницах он опубликовал немало своих рассказов. В творческом коллективе газетчиков нашёл единомышленников и друзей – Якова Горчакова, Юрия Галицкого, близко общался с Леонидом Чашечниковым, нередко приезжавшим к ним в гости. Часто встречался с А.В. Вагановым: краеведу, ищущему полезные ископаемые, и человеку, их добывавшему, было о чём поговорить. В редакции судьба свела Шабалина с ещё одним «магаданцем» – Александром Мамаевым, которому пришлось нести срочную службу в войсках НКВД. Этот факт становился предметом постоянных шуток и эпиграмм всего коллектива. Но практически всегда «доставалось» не бывшему зэку, а его охраннику.
Никаких учебных заведений, помимо семи классов Кейзесской школы, Шабалину окончить больше не удалось. Его университетами стали книги. Постоянно и много читая, он был очень эрудированным человеком, а природный талант позволял осваивать совершенно разные специальности – и журналиста, и бухгалтера.
– Свою первую книгу Григорий написал в начале 50-х, когда мы жили в Полтавском районе, – вспоминает супруга Раиса Яковлевна Титова. – Была она о романтической любви ещё в довоенную пору, называлась «Летят гуси», а появилась в единственном рукописном экземпляре. Книгу читали всей деревней, передавая из рук в руки, – да так и зачитали.
Вторую книгу – о годах, проведённых в заключении, – Шабалин написал, как только стало безопасно это сделать – с наступлением непродолжительной хрущёвской оттепели, после появления романа Солженицына «Один день Ивана Денисовича». В начале 60-х, надеясь издать свой труд, он отправил рукопись Василию Ажаеву, писателю, известному по роману «Далеко от Москвы», в котором описан труд заключённых в годы войны. Григорий Степанович ждал, волновался и жалел, что не оставил себе черновик. Увы, никакого ответа в Тару не пришло. Возможно, произведение Шабалина оказалось слишком откровенным. Надеяться на его издание после смерти Ажаева в 1968-м стало бессмысленно. Но вряд ли люди, что-то понимающие в литературе, могли такую книгу просто взять и выбросить. Не исключено, что она появилась, но под другим именем, либо представленные в ней материалы были кем-то использованы.
Я слушал воспоминания Раисы Яковлевны, и мне казалось, что эти истории уже слышал. Сразу вспомнились передачи про Магадан Георгия Жженова или эпизоды из фильма «Московская сага». Наверное, одни и те же случаи время от времени повторялись в однообразной жизни заключённых. Но Шабалин рассказывал о лично пережитом: как он перевернул нагруженную тачку и отказался её везти, как его до полусмерти избили охранники, и только благодаря работавшей в санчасти жене начальника колонии он остался жив. Впоследствии стал нормировщиком и сумел продержаться в этой должности несколько лет, несмотря на то, что такие начальники (жестоких убивали сами заключенные) менялись слишком часто. В одном из рассказов он написал про Женьку по фамилии Ворона, глухонемого парня, который за три года не произнес ни слова, а, получив документ об освобождении, протянул руку и вдруг сказал: «Ну что, Гриша, будем прощаться». Тяжёлые лагерные условия заставляли людей по-всякому приспосабливаться и притворяться – иначе не выжить.
– В середине 60-х его вызвали в милицию, – продолжает Раиса Яковлевна, – извинились, мол, такое время было. Он вернулся домой нервный, принялся ворошить прошлое… А вспоминая, начинал много курить и ходить по комнате: семь шагов вперед – семь назад. Такая привычка выработалась, когда он сидел в одиночке...
Простил ли Григорий Степанович свою Родину за поломанную судьбу? Возможно, простил бы, если бы увидел свои книги изданными. Официальной реабилитации, случившейся только в 1991 году, он не дождался. В январе 1977-го, после ухода из редакции, работая главным бухгалтером в ЖБИ, повёз годовой отчёт в Омск. Зашёл в гостиницу «Маяк», попросил номер, стал доставать документы и тут упал… инфаркт случился.
В семейном архиве остались неопубликованные рассказы, стихи, воспоминания, ждущие своего часа.
Сергей Алфёров, «Тарское Прииртышье» от 11 апреля 2007 года
P. S. Из Омской Книги Памяти «Забвению не подлежит»:
ШАБАЛИН Григорий Степанович. Родился в 1919 г. в с. Нелюбино Седельниковской вол. Тарского у. Омской губ. Русский, образование – 7 классов, красноармеец 178 стрелкового полка. Арестован 29 апреля 1940 г. Приговорён 14 июля 1940 г. военным трибуналом 39 стрелкового корпуса по ст. 58-10 УК РСФСР к 7 годам лишения свободы в ИТЛ. Реабилитирован 7 мая 1991 г. военной прокуратурой ДальВО на основании Указа ПВС СССР. (П-12688)
0 Комментариев