Картонные таблички

Александр Милевский

Картонные таблички


В рамках проекта «Бутовский полигон» журналист и публицист Иван Давыдов рассказывает о проекте «Последний адрес».

Сегодня я начну чуть издалека, но мы потом все равно вернемся сюда, на Бутовский полигон. Ещё в 2021 году в издательстве «Аврора» в Санкт-Петербурге издали «Военный дневник» Тани Вассоевич. У них есть целая серия книг о Блокаде, важная, отличная, «Дневник» – одна из таких книг.

Все знают дневник Тани Савичевой. «Умерли все, осталась одна Таня». Эти скупые и страшные слова – один из символов ленинградской трагедии. Есть даже легенда, что дневник Тани Савичевой фигурировал на Нюрнбергском процессе среди доказательств обвинения, но это, вроде бы, неправда: в архивах суда его нет. Зато вот что правда: в Советском Союзе его целиком так и не издали. Почему-то.

Таня Савичева умерла в эвакуации. А вот Таня Вассоевич подростком пережила Блокаду, хоронила близких, голодала, но не только выжила, но и прожила потом долгую жизнь. В осаждённом городе она вела дневник, и вот теперь мы можем его прочитать, даже просмотреть. Издание – факсимиле, и это важно, потому что большая часть дневника снабжена рисунками Вассоевич. Они, конечно, не очень умелые, детские, но они – настоящие.

Сын Татьяны Вассоевич, учёный, ректор одного из Петербургских вузов, написал предисловие для книги. Это очень серьезная и с большой любовью сделанная работа – история семьи, непростой, многонациональной – русские, немцы, черногорцы, много пережившей – были и репрессии в этой истории, были те, кого убили в эпоху Большого террора, и те, кто не пережил Блокаду. Подробный рассказ, фотографии, документы, и вдруг – последняя глава: «О значении «Дневника» в условиях информационно-психологической войны против России».

И там всё – по нынешним лекалам: автор отчаянно нападает на Гранина (Гранин, кстати, был знаком с дневником Вассоевич), доказывает, что Блокада – это не трагедия, а подвиг, клеймит «так называемую перестройку», когда очернители извратили великую советскую историю…

Остановимся пока. Для нашего сегодняшнего рассказа это тоже было чем-то вроде предисловия, позже попробую объяснить, зачем оно здесь. А пока перейдём к основной теме.

Вы, конечно, видели в Москве, да и не только в Москве таблички проекта «Последний адрес» на стенах домов. Их устанавливали (больше уже не устанавливают) в память о жителях этих самых домов, которые погибли в годы Большого террора. Всё очень лаконично: фамилия, имя, отчество, дата рождения, арестован, расстрелян, реабилитирован… И выбитый в металле квадрат, пустота, дверь в смерть, окно в никуда…  

Мимо не пройдёшь, хоть они и не броские, они словно бы вжимаются в стену, как вжимались, наверное, в стены своих квартир люди, которые слышали шаги в подъезде ночью в те страшные годы. Слышали, что за ними пришла смерть. И многие из тех, чьи фамилии на табличках «Последнего адреса» – здесь, на Бутовском полигоне. 

Их не так просто было установить в своё время: нужен был желающий, житель дома (не обязательно родственник убитых), готовый оплатить установку таблички. Нужно было договариваться со всеми собственниками. Но находились желающие, удавалось договориться… Больше всего их, конечно, в Москве, но есть эти таблички и в других городах. Я даже знаю одно село в Пермском крае, где внучка крестьянина Валентина Старцева установила такую табличку на дедовом доме. Деда в своё время обвинили в подготовке свержения советского строя путем вооруженного восстания. И казнили.

Простого крестьянина из глухого села на окраине мира, да.

Многим они глаза мозолили, в Петербурге в своё время их собирался снимать профильный комитет мэрии, ответственный за «установку памятных знаков». Мол, что-то там не так оформлено. По доносу некоего Мохнаткина, который выдавал себя за помощника знаменитого депутата Милонова.

Но тогда отстояли – и даже знаменитый депутат Милонов встал на защиту табличек, да и нельзя, наверное, невозможно было действовать по-другому в городе, где Ахматова написала «Реквием».

Это было, когда улыбался

Только мертвый, спокойствию рад.

И ненужным привеском болтался

Возле тюрем своих Ленинград.

 

И когда, обезумев от муки,

Шли уже осужденных полки,

И короткую песню разлуки

Паровозные пели гудки.

 

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных марусь.

А вот теперь времена изменились окончательно, и таблички – в Москве, по крайней мере, – стали со стен исчезать. Это не какая-то целевая программа, чиновники разводят руками, чиновники говорят, что действуют какие-то общественники, гражданская инициатива… В общем, есть мерзавцы, и понятно, что мерзавцы сейчас на топе, что эти неброские таблички слишком уж колят глаза любителям имперского величия.

Но есть и ещё кое-что. Таблички восстанавливают. Вырезают из картона, приматывают к стенам скотчем, и картон оказывается – крепче меди, по слову римского классика. Память о невинно убиенных важна, и она умудряется выживать.

И вот теперь я хочу вернуться к тому, с чего начал, к блокадному дневнику маленькой девочки и к предисловию, которое написал для дневника состоявшийся мужчина. О чём эта история? Так же, как и стремление неведомых негодяев-«общественников» стереть, буквально – сорвать со стены память о людях, перемолотых режимом в тридцатые? Сюда же, кстати, и попытки государства создать единственно верную и непротиворечивую версию истории, где есть только победы и подвиги?

Это всё о страхе. О неготовности и неумении принять историю страны в страшном её многообразии. Правда заменяется схемой, человек из схемы вычеркивается, предельно упрощается, превращается в знак. Знак немеркнущего подвига, например. Примитивно, доходчиво, успокоительно.

Кстати, в этом смысле попытки представить историю России как сплошное чёрное пятно, такое всепожирающее Оно из знаменитой книжки Салтыкова-Щедрина, ничем, кроме знака, от действий «активистов-общественников» не отличаются. Чёрная схема – это тоже только схема, в которой нет места человеку.

И если мы хотим себе и родине человеческого будущего (а мы ведь хотим) – придётся научиться видеть людей за схемами. И принимать сложность собственной истории. Подвиг и трагедия – не взаимоисключающие вещи, а иногда трагедия только усиливает значимость подвига. Как в блокадном Ленинграде, например. 

С человеком, который становится частью схемы, можно делать всё, что угодно. И место, где мы сейчас разговариваем, не даёт об этом забыть. И не надо забывать. Надо помнить.

Пользуясь случаем – огромное спасибо тем, кто делает картонные таблички «Последнего адреса». Кто не дает украсть память, не дает ещё раз убить убитых.


Автор – Иван Давыдов

Источник – Polit.World

0 358 0.0

0 Комментариев

Добавить комментарий