Поклонный крест на Кулае
Кулай… Наверное, название этой маленькой речки на севере Омской области так и осталось бы известным только географам да краеведам, если бы не страшная трагедия начала тридцатых годов прошлого века. Страшная ещё и от того, что была «тихой». Страна жила энтузиазмом первых пятилеток, громкими маршами и звонкими лозунгами и как бы не замечала того, что происходило с деревней, которую не просто ломали, а уничтожали в ней самое здоровое, работоспособное. Ещё десять лет назад лозунг «Земля – крестьянам» помог большевикам осуществить революцию и победить в Гражданской войне, ещё два года назад сельчан активно уговаривали под кредит – на две-три семьи приобретать молотилки, веялки и даже трактора. А в 1929-1930 за эти 1/3 или 1/4 молотилки лишали избирательных прав, «раскулачивали», т. е. грабили подчистую и со стариками и малыми детьми выселяли в пустынные северные местности, где они тысячами и десятками тысяч оставались навеки…
В конце января 1930 года под грифом «совершенно секретно» вышло постановление Политбюро ЦК ВКП (б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Этот документ не оставлял никакой надежды крестьянам, желающим самостоятельно вести своё хозяйство:
«Отменить в районах сплошной коллективизации в отношении индивидуальных крестьянских хозяйств действие законов об аренде земли… Конфисковать у кулаков… средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке, кормовые и семенные запасы…»
Крестьяне были «распределены» по категориям. Первую категорию необходимо было заключить в концлагерь, не останавливаясь и перед расстрелом, вторую – немедленно выслать в отдалённые необжитые местности, третью – расселить в своём же районе, но на новых, находящихся за пределами колхозных, участках.
Из того же Постановления:
«Предложить ОГПУ репрессивные меры в отношении первой и второй категорий кулаков провести в течение ближайших четырёх месяцев (февраль – май), исходя из приблизительного расчёта: направить в концлагеря 60 тыс. и подвергнуть выселению в отдалённые районы 150 тыс. кулаков…»
Заметим, речь идёт не о преступниках, а о мирных и законопослушных крестьянах, которые хотели одного: работать на своей земле, жить в домах, построенных своими руками, растить детей. Тогда же были определены квоты по областям. В Сибири предстояло заключить в концлагеря до 6 тысяч человек, выслать – до 25 тысяч.
И начался крестный путь крестьянства. Первые подводы потянулись по необжитой тайге в марте 1930 года, когда ещё сильны были морозы. Причём ехали в ссылку не только сильные и здоровые мужчины, но и женщины с малолетними, а то и грудными детьми, глубокие старики. Те, кто, по убеждению пламенных борцов за новую жизнь, стоял на пути строительства всеобщего счастья. Тысячами, а то и миллионами жизней ни в чём не повинных людей был выстлан путь к торжеству коллективизации.
Делалось это без каких-либо соблюдений законности. Жительница деревни Руслановка Ново-Омского района Марфа Федотова-Сурженко была выслана в Кулайскую комендатуру в отсутствие мужа – он уехал к родным в центральную Россию: «Председатель с/с насильно посадил меня на подводу с 3-мя малолетними детьми, намотал на руки вожжи и велел ехать из деревни без всяких разговоров и возражений, зная, что за меня с детьми некому заступиться…» Председатель райисполкома Шарошин в ответе Запсибкрайисполкому на её жалобу признаёт такой поступок «вполне правильным». Были отобраны у «кулачки»: корова дойная, нетель, 6 мешков муки, 160 пудов картофеля, телега, 8 кур и «разные мелкие домашние вещи». Как же такую «богатейку» оставить в нарождающемся колхозе! И отправили в марте, по распутице, несмотря на нездоровье детей и безденежье…
Высылали в первую очередь крепких хозяев, способных самостоятельно вести своё хозяйство, заводить предприятия: мельницы, кузницы, кожевенные и дегтегонные производства. Предприимчивость – то, что так ценится сегодня, становилась преступлением, за которое следовало наказание. А под «общую гребёнку» попадали и маломощные хозяйства. Подвергались выселению за лишнюю, по мнению властей, корову, овцу, поросёнка. И никого не интересовало, что в семье восемь-десять детей, да ещё старики. И всех надо одеть, обуть, прокормить… Все должны были быть одинаково нищими: они покорнее, ими легче управлять.
В Омске создана редакция Книги Памяти жертв политических репрессий. Более пятнадцати лет её сотрудники изучают архивные материалы, собирают документы и воспоминания тех, кто пережил трагедию начала тридцатых двадцатого века. Перелистаем страницы воспоминаний, хранящихся в редакционном портфеле Книги Памяти. «В начале весны нас выслали “за болото”: приехали сани, нас посадили и повезли неизвестно куда. Кроме нашей, выслали из деревни ещё четыре семьи. Вначале нас довезли до Омска, а потом – по льду Иртыша – от одной деревни до другой. Вечером завозили в какую-нибудь деревню, и там мы ночевали. Утром перегружали на другие сани и везли дальше. Обозу не было конца и края – так много людей везли в ссылку. Ночевали в домах, иногда в больших помещениях – школах, клубах. Осталось в памяти, как хозяин одного дома, где мы ночевали, сказал маме: “Куда ты везёшь своих детей на верную смерть! Оставь их у нас, а сама убегай. Потом приедешь, заберёшь”. Но мама сказала: “Нет, если умирать, так вместе”.
Везли нас очень долго, и привезли в сплошную тайгу. Жгли костры, таяли снег. Стали строить бараки на несколько семей: нары, посреди барака железная печка, которая топилась круглые сутки. Брат грелся возле печки, а потом упал и умер. Умирали очень многие, не успевали хоронить. Нередко опускали в одну могилу несколько гробов.
Сестра тоже умерла, её похоронили в одном гробу с другой девочкой: одна головка – в одну сторону, вторая – в другую.
Остались мы с мамой вдвоём. Стали людей отправлять ближе к городу Таре, а вещи оставлять на складе. Отправили и нас. Мама работала на лесозаготовках, корчевала лес. Простыла, долго лежала в больнице. Осталась я одна. Спасибо добрым людям, не дали умереть с голоду…» Это из воспоминаний Марии Волосской.
«На сходке мой дед Ларион выступил: “Советская власть – это хорошо, а колхозы – плохо”. Думал, если бедный, так можно говорить, что думаешь! Да не тут-то было. Объявили срочно деда подкулачником, постановили: раскулачить и выслать. Семья бросилась разбегаться, покупая справки в сельсовете. Сын Афанасий уехал в Среднюю Азию, дочери Татьяна и Ольга – на Урал, сын Александр и дочь Евдокия – на Кавказ. Дед Ларион тоже бросился в бега, да так и сгинул, то ли умер в дороге, то ли погиб…
Осталась бабушка Маланья одна, должна была освободить свой дом. Какой-то комсомолец вынес её на руках из дома, бросил в повозку, и повезли несчастную женщину “за болота”. Этим же этапом погнали мою тётю, сестру моего отца, Черноок Федосью Афанасьевну. Беременную, с четырьмя малыми детьми. В ссылке она родила и умерла, умер и новорождённый, а также младший сын Петя…» – из воспоминаний Валентины Дягилевой, жительницы с. Оглухино Крутинского района.
Вспоминает Евдокия Жирнова: «Мама рассказывала нам, своим детям, какие испытания выпали на их долю, как везли на барже, как кормили мукой, разведённой водой из Иртыша. Дед есть не хотел, так конвоир его бил сапогом в бок, приговаривал: “Что, кулацкая сволочь, голодовку объявил? Думаешь, советскую власть подорвёшь?” А дед отвечал: “Нет, сынок, я не думаю советскую власть подрывать. Я думаю, как вы дальше жить будете”.
Дед так и сгинул на Кулае. После его смерти семье разрешили вернуться. С трудом, пешком, кормясь подаяниями, добрались до родной Байдановки…»
Таких свидетельств в редакции накопилось немало…
Первая волна раскулачивания пришлась на 1930 год, а вторая, более масштабная, на весну 1931 года. И если в 1930 году омских крестьян ссылали в основном в район таёжной речки Кулай, что за Тарой, то в 1931 году их отправляли баржами по Иртышу, Оби в Нарымский край. Высылка захватила и 1932, и 1933 годы. Даже Победа в Великой Отечественной войне не освободила ссыльных. До пятидесятых и шестидесятых годов прошлого столетия оставались они «спецпереселенцами», подневольными людьми.
В 1990 году омская журналистка Ирина Краевская одной из первых в нашей области опубликовала ряд материалов, посвящённых высылке раскулаченных крестьян «за болота» – в район таёжной речки Кулай. Она же записала рассказ одного из участников тех давних событий Г.К. Чукреева и опубликовала акт обследования условий расселения кулацких хозяйств, составленный в июле 1930 года. Эти материалы сорвали печать многолетнего молчания с темы репрессий крестьянства и насильственной коллективизации.
«Мне довелось участвовать в хлебозаготовительной кампании 29-го года ещё до раскулачивания. Вот как это было. Я не работал в органах, просто в 29-м меня вызвали со спиртоводочного завода “Центроспирт”, где меня знали как комсомольского активиста, в губком комсомола. Проинструктировали, я понял, что задача была такова: распространение акций среди крестьян на покупку тракторов. Послали, помню, нас на север. Меня – в Большереченский район. Там я месяц и пробыл. Собирал актив, комитет бедноты, учителей.
…Один раз собрание нам сорвали кулаки и подкулачники, они были против покупки тракторов. Мы убеждали, вместе работали-пахали, и тут у нас чуть было второй раз не сорвалось. Кто-то пустил слух, будто хлеб от трактора пахнет керосином. Ну, что за ерунда: стали убеждать, что это не так… Потом разгорелись кулацкие выступления: восстали Седельниковский, Усть-Ишимский, Муромцевский районы – Тара была окружена. Это были настоящие мятежи, организованные бывшими белогвардейскими офицерами, оставшимися в деревне в качестве учителей, писарей, кооператоров.
…А Кулай мы организовали, ребята из нашей группы. Не я лично, я был простой стрелок… Перед самой отправкой нам пришла шифровка: прибыть на место в такой-то квадрат. Зачем, что – никто не объяснял. Ну, старший, по фамилии Масалов, комендант ОГПУ, конечно, знал. А нам не говорили. Сашка Коротков, мы с ним в комсомоле были, уполномоченным ОГПУ назначен. Ещё с нами отправился наёмный радист, его рекомендовал начальник спецсвязи ОГПУ, ещё несколько человек… Дали нам проводников, отправились. Куда и зачем – не знаем.
В начале марта 1930 года добрались до места, там никого ещё не было. Потом приказали встречать обоз, подготовить складские помещения. Топоров у нас не было, то есть они были, но мало на тридцать-то с лишним человек. На снегу спали.
В марте же 30-го пришла партия кулаков. Не помню точно, сколько… где-то около сотни.
Две недели мы жили прямо на снегу. Большие костры жгли. Целый день топим-топим. Расчистим на ночь, хвои положим, полушубки – тепло было, не замерзали. Снег-то в тайге глубокий, метра два. И ветра нет. Сделали просеки, стали ставить шалаши, на ночь выставляли “секреты”.
Первым комендантом на Кулае стал Масалов, а уполномоченным ОГПУ – Саша Коротков…
Везли на Кулай со всех районов. Казахи приехали, привезли с собой юрты. У них и печки были. Постелят кошму – тепло… Масалов приказал мужчинам идти делать общие шалаши, а женщин, которые приехали с маленькими детьми (были и с грудными), поселили в юрты. К весне уже стали строить дома.
Везли кулаки с собой какие-то припасы. Летом мы выдавали им одну пшеницу. Норму, правда, не помню. Стали знакомиться между собой. Я, например, помню одного ссыльного, у него была непростая история. Он – бывший штабс-капитан царской армии, во время войны перешёл к красным. В органах ЧК работал, был членом партии. Потом стал учителем в школе и как бывший офицер оказался зачисленным в кулаки… Я его и потом, уже в Омске, встречал, жаль, не помню его фамилии.
При мне освободили одного мужчину (да, случалось и такое, на Кулае освобождали). Он был сослан за эксплуатацию чужого труда. А если разобраться… Был у него годовалый ребёнок, жену увезли в Тарскую больницу. Подошло время сеять, вот восьмилетняя девчонка и сидела с его ребёнком… Много было такого. Ужас там был. Не знаю, что уж дальше там происходило, нас сменила милиция.
Бежали оттуда, конечно. В основном молодёжь. Но болота… Вот я сам, меня с пакетом отправляли в Тару, дали проводника. Он один дорогу знал. Весной, когда растаяло, наставил там вешек. Три километра болот я шёл четыре часа. А люди дороги не знали, тонули в болотах. Я сам то руку, то ногу, торчащими из трясины, видел. Сейчас понимаю, что там, наверное, нефть была, газы какие-то. У многих наших ребят кровь носом шла.
К спецпереселенцам в нашей комендатуре все хорошо относились. Работали они, строили себе дома, амбары построили. Место было хорошее там. Такая высота… Расчищали земли, чтобы пахать можно было. Рыбы много, хоть руками лови. Перед болотами были хутора латышские и эстонские. В одном из них у нас был склад боеприпасов, продуктов. Отсюда все и возили.
Конечно, условия для жизни там были не совсем нормальные – тайга, болота. А туда же столько человек навезли – со всех районов. А нам приказано охранять. Пришёл однажды к нам человек и сказал, что нас, охрану, разоружить хотят. Нас разоружить могли свободно – отряд был небольшой. Если бы вся масса напала… А эти трое, вооружённые, что из-за болот пришли, хотели всю массу поднять. Коротков принял меры к их розыску, но не нашли. Коротков, кстати, и стал потом комендантом, а Масалова отозвали в Омск на должность коменданта охротдела ОГПУ. Знаю, что потом был он где-то в Новосибирске расстрелян как враг народа.
За Кулай нам потом выдали большие деньги: с марта по сентябрь заплатили. Я в комендатуре отвечал за отпуск продуктов: грамотный был, раньше учился в кооперативном техникуме. Масалов выписывал, а я отпускал – блокнот у меня был. Отпускалась только пшеница.
Что сами охранники ели? Рыбачили. Караулили, например, за медведём, пока он рыбу в кусты лапой выбросит, а мы подбирали. Рыбы там было много. Шишки, черёмуха, малина. Поселенцы стали делать себе огороды: кто-то семян, кто-то картошки привез. Одна бабка два ведра картошки привезла. Одно съела, другое на весну, на посадку оставила.
Ненависти к спецпоселенцам как к классовым врагам никогда и ни у кого в спецкомендатуре не было…»
Второй документ – ещё более потрясающей силы.
АКТ обследования условий расселённых кулацких хозяйств В-Васюганского района – (Кулайский)
6 – 16/VII. 1930 г. – База
1. Комиссия в составе Председателя Сиб. Адм. Управления тов. Белокопыльского М.З., Омского Окр. Исполкома тов. Иванова Л.Ф., от Тарского РИКа тов. Долгова И.М., Уземустроителя тов. Дзенс П.И., райохотсоюза Удут С.Х., от медикосантруд (фельдшера) – Фомина К.Ф., от Омского Окр. Адм. Отдела тов. Бухтояров М.И. установила следующее:
2. 6-го июля 1930 года комиссия выбыла на Базу. Протяжение от Петровской до последнего населенного пункта Петровского сельсовета – хутора Калнин – 10 верст, имеет проселочную дорогу, сопряженную с весьма трудными по ней передвижениями, при наличии заболоченности, слабого грунта и отсутствия необходимых мостов, почему передвижение по ней грузов в летний период – весьма затруднительно, а может лишь быть по ней пешеходное и верховое передвижение.
Комиссия обнаружила ко дню посещения, что в районах базы существует 21 поселок, именуемый каждый, согласно названия того района Омского округа, из которого высланы кулаки (как-то поселок Омский, Саргатский и т. п.) из 2790 кулацких хозяйств или 8891 души к моменту обследования имелось 890 хозяйств с количеством душ 1607 человек. Остальные наименьшей частью были освобождены от ссылки Госорганами (208 человек), а подавляющее большинство 7077 человек бежало самовольно. Причинами к бегству комиссия считает следующие имеющиеся моменты:
1. Голодный паек (к моменту посещения комиссией выдавалось и выдается теперь по 6 килограммов немолотой ржи на едока, а на главу семьи 12 килограммов, при отсутствии приварка).
2. Невозможность приложить труд в сельском хозяйстве (см. заключение о климате и почве).
При этом комиссия выявила лично факты, когда лошадиная кожа употреблялась в пищу и в роли мяса, и в роли студня.
Плохое питание на большинстве кулаков отразилось болезненно, комиссия установила опухоль, исхудалость, желтизну, слабости и болезни (в лежку), фельдшер базы, следующий в составе комиссии, делал в каждом поселке до десяти посещений больных, лежащих в постели, и до 20-ти приемов приходящих больных.
Ко всему изложенному выше комиссия видела лично примеси к ржаной муке толчёную берёзовую кору, всевозможные травы, примешиваемые в целях увеличения количества хлеба, в силу этого хлеб получается несъедобный и непитательный (образцы прилагаются) и вредно отзывается на желудке. Всевозможные травы (несъедобные) примешивают и в роли овощей в супы. В таких же условиях находятся и дети.
Санитарные условия
Бань во всех районах шесть, устроены примитивно (по-чёрному). Вследствие большой окружающей избушки грязи и скопленности народа в избушках, пользование общими нарами – в жилищах повсеместно грязь и сырость, по акту медпункта за март и апрель наблюдались легочные заболевания (простуды) и позже хронические заболевания, имелся случай скарлатины и до 30 случаев кори. За июнь заболеваемость увеличилась до 85 % населения.
…Особенно остро стоит вопрос с грудным кормлением детей, имеется общее явление отсутствия молока у матерей, а отсутствие в районе коров лишает детей и той поддержки, вследствие этого началось опухание детей, голодают и беременные женщины, имеющие 7–8 месяцев беременности. Дети до 12-летнего возраста также плохо питаются, имея один лишь паек 6 к/граммов ржи.
Медицинское обслуживание
Высланные кулаки пользуются медицинским обслуживанием следующим образом: медфельдшерский пункт имеется при базе, отстоит от дальнейших районов в 40 километрах и от ближних в 10. Обслуживается пункт одним фельдшером, который сделал за все время существования один объезд районов и второй совместно с комиссией. Лечение населения происходит стационарным способом (приход больного на базу). Лекарство, выдаваемое больным, тут же должно быть оплачиваемо, по каким нормам и расценкам – комиссия не установила.
Административно-хозяйственное обслуживание
Расселение кулацких хозяйств до 40 километров от базы и их разбросанность между собой препятствуют возможности административного обслуживания, в силу чего кулацкие поселки были представлены сами себе, а именно все возникаемые между расселенцами спорные вопросы хозяйственного, бытового и уголовного характера, актов гражданского состояния (смерти, рождения, регистрации браков), введение и внедрение правил внутреннего распорядка до сих пор не существует. Специальных собраний с кулаками комендатурой ни по каким вопросам не собиралось, и не было разъяснено подробно, чем они должны заниматься; комиссией установлено, что комендатура отпускала часть населения за покупкой продуктов за болото, в смежные районы, а другой части это не разрешалось и самовольный уход за продуктами на обратном пути с закупкой имел случаи конфискаций комендатурой продуктов. Комиссия, идя на базу, встретилась с фактом, когда от возвращающегося кулака Целищева Григория, несшего закупленные продукты, встречным конвоем были отобраны деньги 4 рубля с копейками, 1/8 табаку махорки, курительная бумага и произведены побои за самовольный уход. В дальнейшем комиссия при разговоре с самими сотрудниками базы установила (со слов сотрудников), что ими допускались в исключительных случаях побои. То же самое подтверждается и рядом поданных заявлений о побоях и отобрании вещей и о производстве обысков.
Культурно-просветительная работа совершенно отсутствует не только среди расселенных кулаков в кулацких поселках, но и на самой базе, среди обслуживающего персонала, так же отсутствует какая бы то ни было воспитательная работа, даже не установили и не направили громкоговоритель, имевшийся на базе, нет газет, журналов.
Совершенно не организована почтовая связь с выселенцами базы, а также и базы с районным центром и ближайшим его населенным пунктом, как Петровским с/с и др.
Неорганизация отправки почтовой кулацкой корреспонденции… создаёт для выселенцев невозможность направить жалобы в Совгосучреждения на неправильное их выселение, а также и получения ответов, благодаря чего со стороны Тарского почтового отделения уже предъявлен комендатуре гражданский иск за кулацкую корреспонденцию, неоплаченную почтовыми марками.
…К вышеизложенному комиссия установила, что постройка самой базы произведена не на указанном первоначально директивными органами устье реки Б-Кулая (т. е. требовалось бы 12 километров продвинуть вглубь), а она построена на устье реки Пульцыс, не доходя Б-Кулая, на месте недостаточно пригодном для расположения базы по её месту расположения, по слабой почвенности, отрезанности реками Ягыл-Як и Б-Кулай от расселённых кулаков, а также и их далёкое расстояние, затрудняющее в адм. обслуживании, что официально отражалось на окарауливании кулаков.
Выводы
-
В силу отсутствия природных возможностей занятия сельским хозяйством и промыслами для кулаков не возможны и ложатся тяготой для государства, каждому приходится кормить и окарауливать их, не имея от этого никакой материальной выгоды.
-
Голодный паек кулаков и отсутствие возможности заняться сельским хозяйством способствует бегству кулаков – из 9 000 убежало 7 000.
-
Суровые климатические условия и голодный паек создают болезни и увеличивают смертность взрослых и детей.
-
Отсутствие воспитательной работы, как среди конвоя, так и кулаков, ведёт последних к упаду культурных знаний.
-
Отсутствие дорог и связи требует от государства новых затрат до 100000 рублей на дорогу без наличия перспектив целесообразности этих затрат.
А вот ещё один документ, найденный в личном деле спецпереселенца Григория Ходыкина, высланного из села Надеждинское Надеждинского сельсовета Омского района. Это письмо, подписанное им и ещё пятью его односельчанами и адресованное в ОГПУ. Переслано оно через коменданта Кулайской базы:
«просим ходатайствовать перед вышестоящими органами в смысле пересмотра вопроса в отношении снабжения нас продуктами продовольствия, так как прожить на одном пайке, где глава семьи получает 30 ф. и члены семьи 15 ф., никаких других продуктов не получаем. Ясно, что существовать ни в коем случае невозможно. Находясь в Васюганском районе, заниматься с/хозяйством ни в коем случае не представляется возможным в виду глинистой почвы изрезанной логами и болотами. По исследованию оказалось, что рыболовством, охотой или другими промыслами заниматься негде, не на кого и нечем. В заявлении уже указано, что мы вполне изолированы от населения и поэтому что-либо достать… невозможно».
Крестьяне просят либо увеличить паёк, либо переселить в район, где можно заниматься сельским хозяйством.
Позже чудом выбравшиеся оттуда, из-за болот, рассказывали страшные вещи: голод, холод, болезни… Повальный мор! Хорошо, если треть высланных осталась в живых к новой весне. Напуганные крестьяне вступали в колхоз, отдавая всё, нажитое горбом.
«В докладе “Итоги первой пятилетки” Сталин кощунственно разглагольствовал о “революционной законности”. Вроде и не было беззакония по отношению к миллионам крестьян, разорения их, преследования за принадлежность к определённому слою общества, – писал профессор Вениамин Самосудов, семья которого, кстати, также подверглась раскулачиванию. – Сталин был откровеннее интерпретаторов от истории. Ликвидацию кулачества как класса он вовсе не считал актом гуманности и не делал намёка на гуманное отношение к кулакам. “Ликвидацию” он откровенно считал уничтожением. Подводя итоги коллективизации, он объявил: “Мы разгромили кулачество и подготовили почву для его уничтожения”. Это касалось первого удара по кулачеству…»
Колхозы, как правило, создавались на отобранном у односельчан имуществе. В хранящихся в нашей редакции воспоминаниях тех, кто был выслан «за болота», нередко читаешь: в нашем доме потом был детский сад, сельсовет, почта, правление колхоза, школа, аптека… Простое решение вопроса! А хозяева оставленных не по своей воле крепких домов, построенных своими руками, тем временем рыли землянки по берегам таёжных рек, строили бараки. Из материала Владимира Шеля, родные которого были высланы в Нарымский край, но на те же обширнейшие Васюганские болота, частью которых была и территория Кулая:
«В спешном порядке людей заставили строить из сырых брёвен бараки. Внутри вдоль стен сооружали трёхъярусные нары. Ежедневно с восходом солнца все взрослые направлялись на разные работы: заготовку леса, выкорчевывание пней и распахивание земли, а ребятишки промышляли траву, ягоду, грибы и рыбу. После работы людей собирали в душных бараках, где не было покоя от вшей, блох, москитов и комаров. Одежда, в которой привезли людей, поизносилась, а долгая холодная сибирская зима уже наступала... В плохо отапливаемых бараках дети и взрослые болели и умирали от простудных заболеваний. В одном из таких бараков получил туберкулёз лёгких Константин, мой отец, которому было в то время пять лет».
Возвратиться в родные места можно было «по глубокой старости», на иждивение родных или будучи несовершеннолетним, оставшимся без родителей. Но и это было весьма хлопотно. В архивных делах хранятся тысячи обращений в различные инстанции с просьбой восстановить в избирательных правах и разрешить вернуться на родину. Эти обращения – свидетельства произвола властей, тяжелейших условий жизни в местах ссылки и полного бесправия. Власти по своему усмотрению могли перемещать высланных из посёлка в посёлок, отправлять на лесозаготовки или в шахты Кузбасса.
Беляев Ефим Васильевич отбывал высылку в посёлке Атак Тарской спецкомендатуры с женой Ольгой Антоновной и восьмью детьми. В ссылке умерли три сына, дочь. Ещё один сын – Григорий застрелился из охотничьего ружья, не смог выдержать унижений и бесправного положения. У сына Фёдора отобрали паспорт, заставили работать в артели трудпоселенцев, хотя он был несовершеннолетним, когда ссылали отца. Отец был восстановлен в избирательных правах после принятия Конституции 1936 года, но в выезде семье отказали. Дочь Серафима вышла замуж за «вольного» и категорически отказалась от принудительных артельных работ. На неё тут же была написана докладная «наверх»: плохо действует на других, может сбежать. Серафима и её брат Василий были освобождены из ссылки в 1942 году. Кстати, когда началась война, правители вспомнили о «кулацких сынках», которым в мирное время путь в РККА был строго-настрого заказан. В 1942 году вышел приказ наркома НКВД Берии № 002303, по которому массово освобождались из ссылки и призывались в действующую армию спецпереселенцы. Из семьи Митрофана Сергеевича Фадеева, высланного из деревни Крутые Луки Калачинского района, были призваны три сына, двое из них погибли на фронте. Имена многих бывших спецпереселенцев находим мы на страницах изданий «Книга Памяти» и «Солдаты Победы», выпущенных в Омской области в память о тех, кто защищал Родину. Нет, «кулацкие сынки» не прятались от пуль, доблестно сражались за свою землю, не поминая власти обид и унижений, которые довелось испытать в 30-е годы. А возвратившись героями, в орденах и медалях, старались вывезти из гиблых мест постаревших родителей. Именно с конца сороковых годов стали пустеть бывшие спецпосёлки, которые сегодня и найти-то трудно в омской тайге: заросли лесом бывшие пашни, развалились бараки, провалились бесчисленные могилы... Но память народная хранит правду о страшном времени насильственной коллективизации.
Сегодня в местах, где сгинули тысячи и тысячи крестьян, стоит шестиметровый поклонный крест. Добраться до него можно только по зимнику или на вертолёте. Причём вертолёт не может опуститься на землю: почва болотистая. Мне довелось побывать в тех местах вместе с потомками высланных на Кулай и православными священниками. Из вертолёта, опустившегося как можно ниже, мы спрыгивали на зыбкую почву. Чтобы отдать дань памяти погибшим здесь во имя бредовых идей устроителей всеобщего счастья…
Статья опубликована в 2014 году в альманахе «Тобольск и вся Сибирь», 16 том которого был посвящён Таре. Полная электронная версия альманаха доступна по этой ссылке.
0 Комментариев