Немногим более года назад в газете «Ленинский путь» была опубликована статья С. Мотренко «О чём молчит окраина». В ней, в частности, рассказывалось о случайно обнаруженном в 1986 году массовом захоронении людей в районе бывшего скотомогильника. Автор статьи на основании ряда свидетельских показаний жителей города высказал предположение о том, что на бывшем скотомогильнике, по всей вероятности, были захоронены в тридцатых годах расстрелянные репрессированные. По результатам проверки фактов, изложенных в статье, при горисполкоме была создана специальная комиссия, в состав которой были включены представители советских органов, милиции, прокуратуры, КГБ, санэпидемслужбы, ветеринарного надзора, общественных организаций.
Комиссия, работавшая в течение года, в основном согласилась с выводами, содержащимися в публикации. Однако её автор не во всём согласился с выводами комиссии. Сегодня он вновь возвращается к этой теме.
На моём рабочем столе – письма, блокнотные записи встреч и телефонных разговоров. Вся эта информация пошла в редакцию после публикации статьи «О чём молчит окраина». Люди, ставшие в своё время свидетелями величайшей и вместе с тем абсурднейшей трагедии народа, с болью и гневом, с удивлением и скорбью рассказывают о том страшном времени, о своих родных и близких, безвинно и бесследно ушедших навсегда в подвалы НКВД.
Вот что, например, сообщает житель города Омска, майор в отставке Н.Н. Афанасьев: «Мой отец Афанасьев Николай Афанасьевич был одним из первых стахановцев в Таре. В тридцатые годы он привёз из Омска зерносушилку, сам её смонтировал и потом на ней работал. Во время уборочной трудился по две-три смены. Его не раз награждали почётными грамотами, премировали за хорошую работу, первому на улице Володарского провели радио.
И вот в ночь на 12 сентября 1937 года, когда отец, отработав две смены, в два часа ночи пришёл домой, подъехала машина. В дом вошли трое, нас с братом Владимиром разбудили и вместе с матерью отправили на кухню, наказав оттуда не выходить. В доме сделали обыск, всё перевернули, но ничего не нашли, прихватили с собой лишь фотографию времён Первой мировой войны. Отца также увезли с собой и в ту же ночь арестовали его брата, Геннадия Афанасьевича, и ещё нескольких человек.
С тех пор отца мы не видели. Однажды мать предупредили, что в Омск из Тарской тюрьмы отправляется этап. Вечером она пошла к тюрьме – там уже было много людей, все ждали. Колонну заключённых вывели из тюрьмы и пригнали во двор НКВД. Отец и его брат были в колонне, в первой шеренге.
Родные заключённых всю ночь простояли перед зданием НКВД. Утром колонну отправили на Омск, но отца и его брата в колонне уже не оказалось. Куда они делись, неизвестно до сих пор. Реабилитировали отца в 1958 году».
Одно из зданий, где размещался Тарский отдел НКВД в 1930-е годы
Сегодня уже нетрудно догадаться, куда делись братья Афанасьевы осенью тридцать седьмого. Ни для кого не секрет, что многих репрессированных не отправляли по этапу, а расстреливали в подвале НКВД. Более того, родственникам реабилитированных сегодня выдают свидетельство, где более чем понятно записано: «Место смерти – г. Тара, причина смерти – расстрел». Отсюда не сложно сделать вывод: если расстреливали в Таре, то здесь же и хоронили. Но где? И здесь опять приходится возвращаться к фактам, изложенным в статье «О чём молчит окраина». Позволю себе напомнить читателю, что когда в 1986 году строители случайно вскрыли захоронение в районе бывшего скотомогильника, то увидели (и это особенно запомнилось), что в каждом черепе некогда погребенных здесь людей было небольшое отверстие, какое бывает от пулевого выстрела. Значит, в захоронении – расстрелянные. Но действительно ли это репрессированные в тридцатых годах наши земляки?
В течение года мне довелось немало повстречаться со старожилами Тары, с людьми, которые хоть что-то помнят о тех временах. О многом вспоминали пожилые люди, но где именно хоронили расстрелянных – сказать никто не мог. И всё же некоторый свет пролился после встречи с пребывающей сейчас в Екатерининском доме-интернате для престарелых Дмитриевой Екатериной Прокофьевной. Её муж Дмитриев Александр Александрович до войны в течение двенадцати лет работал в Тарском отделе НКВД завхозом. В первую очередь, конечно же, отвечал он за гужевой милицейский транспорт. Как рассказала мне Екатерина Прокофьевна, в годы самых массовых арестов муж частенько, взяв из дому тулуп, уходил на службу в ночь. Уже перед уходом на фронт поведал жене об этой самой службе. По ночам на конных повозках вывозили трупы расстрелянных из подвала милиции на скотомогильник, в район озера Молодавского и в Чекрушанскую рощу. Там под покровом ночи наспех копали ямы и засыпали убитых землей. Кроме того, что делалось всё это глубокой ночью, дороги к месту захоронения старались освободить от, так сказать, лишних глаз. К сожалению, бывшие работники НКВД тех лет, с кем приходилось мне тоже встречаться, о таких фактах умалчивают...
В отношении достоверности сведений о расстрелах и захоронении репрессированных в Таре имеется ещё одно письмо. Прислал его житель села Междуречье Николай Васильевич Емашов. Вот о чём он поведал: «В конце пятидесятых годов случайно довелось познакомиться в Таре с человеком, служившим в тридцатые годы сторожем в районном отделе НКВД. Он тогда рассказал, что лично принимал участие в захоронении 22 трупов и ещё о том, как проходил сам процесс уничтожения людей. В подвал заводили по два человека. Руки у каждого были сцеплены сзади наручниками. Людей ставили на колени и стреляли в голову сверху вниз. Вот почему в черепах только одно отверстие. Я тогда спрашивал у бывшего сторожа: почему же он молчал? Он ответил, что с него была взята подписка о неразглашении сроком на 20 лет.
По моей просьбе этот человек показал мне место захоронения. Тогда улица 5-я Линия была окраиной, и место это было от неё на расстоянии примерно одного километра. Там были заметны две ямы размером где-то 6 на 2 метра, земля в них просела... Бывший сторож рассказал, что вывозили сюда трупы из подвала в течение двух ночей, в ямы их укладывали лицом вниз и наспех засыпали.
Я не исключаю, что в одной из ям покоится прах и моего деда, которого арестовали по доносу в 1937 году...»
Как уже успел заметить читатель, люди свидетельствуют об одном и том же. Помнят это люди, живущие в разных местах, совершенно друг с другом незнакомые. Так что вряд ли приходится сомневаться в проведении тогдашними сотрудниками НКВД столь непостижимых нормальному человеческому разуму ночных операций. Кстати, на этот счёт в «арсенале» вышеупомянутой комиссии имеется один любопытный документ. Это выписка из постановления Тарского окрисполкома от 11 июля 1939 года:
«...Объявить город Тару неблагополучным по сибирской язве с наложением карантина и выставления круглосуточных карантийных постов на дорогах. Установить границы карантинной зоны: Екатерининская, Городская, Самсоновская, Ашировская переправы через р. Иртыш, Чекрушанский мост, тракт против аэродрома, салотопка, опытное поле, мост около артели «Производственник».
Как утверждает другая справка, предоставленная в комиссию ветеринарной службой, вспышка сибирской язвы в 1939 году действительно имела место – пало несколько животных (хотя имеются и другие свидетельства, о них ниже). Но нетрудно заметить и то, что так называемые карантинные посты выставлялись либо на местах захоронения репрессированных (салотопка на скотомогильнике, Чекрушанская роща, озеро Молодавское, либо на дорогах, ведущих к этим местам). Да и вообще, если посты расставить в соответствии с решением тогдашнего исполкома, въезд в город в ночное время практически невозможен.
Но вернемся к сибирской язве, ибо она стала причиной разногласий между автором статьи и комиссией, а также того, что вскрытие захоронения было попросту запрещено. Вот ещё один документ.
«В городе Таре в сороковые годы скотомогильник находился за городом, где сейчас заканчивается территория кирпичного завода. По данным эпизоотической карты района в г. Таре в 1939 году было зарегистрировано заболевание трёх лошадей и четырёх коров сибирской язвой. В этот период сибиреязвенные трупы не сжигались, а закапывались на скотомогильнике. На основании «Ветеринарно-санитарных правил по утилизации, уборке и уничтожению трупов сельскохозяйственных животных», утверждённых министерством сельского хозяйства 6 апреля 1951 года, запрещается использование территории скотомогильников после их закрытия для других целей.»
Государственный ветинспектор района Ю.М. Верин.
Неправда ли, дорогой читатель, так и подмывает спросить уважаемого Юрия Михайловича: где же был он и вся служба вместе со своими «Правилами», когда территорию скотомогильника сплошь застраивали жилыми домами? Последний, кстати, сдан в прошлом году. Ведь строили дома, копали, рыли вволюшку. Буквально несколько дней назад я побывал на месте захоронения на улице 11-я Линия. В нескольких метрах от этого места вырыта экскаватором глубокая «свеженькая» яма под помойку, а у соседнего дома – ещё одна. И никакой тебе комиссии не потребовалось...
Вместе с тем в справке, имеющейся в комиссии и подписанной главным государственным санитарным врачом области А.А. Шалыгиным, чёрным по белому написано, что «случаи заболевания скота сибирской язвой в г. Таре зарегистрированы в 1920, 1921, 1924 и 1929 годах». О 39-м – ни слова. Так которой же из справок верить?
Можно долго цитировать документы, собранные комиссией, но с главным жители города и района уже познакомились. Это – постановление горисполкома, решившего эксгумацию не проводить, а ограничиться установлением обелиска в неустановленном пока что месте.
Памятник жертвам репрессий, конечно, необходим, но... Недавно зашёл ко мне в редакцию житель нашего города Степан Александрович Шабалин. Он, кстати, немало помог мне в поисках сведений о тех страшных временах. О многом мы говорили и на этот раз, в том числе и о выводах комиссии и решении исполкома. И всё же Степан Александрович сказал: «Там ведь люди закопаны по-скотски. А должны быть захоронены по-человечески...»
Можно ли не согласиться со словами старого человека?! Я не хочу обвинять членов комиссии исполкома в некоей предвзятости, преследующей политические или иные цели. Здесь, мне думается, обычная перестраховка. Но можно ли застраховать память?..
Место захоронения расстрелянных в Таре – район дома №1В по 11-й Линии
Обелиск мы, конечно, поставим, и пожертвования на эту цель тарчане внесут, – я в этом не сомневаюсь. Но неужели останки людей так и будут покоиться на скотомогильнике, рядом с, извиняюсь, – туалетами?..
Согласен, чтобы провести эксгумацию, перезахоронение, потребуется немало средств и хлопот. Но разве не стоят того тысячи безвинно загубленных жизней, разве не стоит того история, человеческая память?
Сергей Мотренко, тарская районная газета «Ленинский путь» №156 (9586) от 20 октября 1990 года
Источник: группа «Расстреляны в Таре» (текст)
0 Комментариев