Источник скана – группа «Расстреляны в Таре»
1 июля 1989 года в тарской районной газете «Ленинский путь» была опубликована первая статья о захоронении жертв сталинских репрессий, найденном на 11-й Линии в г. Таре.
Сергей Мотренко – «О чём молчит окраина»
«В последнее время много приходится читать в газетах и журналах, слышать по радио и телевидению о годах массовых репрессий в стране. Вот и в нашей районной газете об этом пишут, хотя сведения о том страшном времени, на мой взгляд, отрывочны и скупы. А между тем и в городе, и районе сотни людей подвергались арестам, многие навсегда остались в лагерях и тюрьмах. Есть и те, кто чудом выжил, кто может немало рассказать, в том числе и о том, где могилы расстрелянных».
Из письма в редакцию жителя Тары М.П. СУХИХ
В правоте автора письма не приходится сомневаться – слишком долго мы молчали об этом, а потому и мало знаем. Свидетели и свидетельства многих фактов канули в безвестность. Но, к счастью, не все... В истории 30–40-х и начала 50-х годов поражает прежде всего то, что механизм вселенского террора был отлажен до совершенства в самые короткие сроки. В чём секрет такого «успеха»? На этот счёт пока что существуют лишь догадки и гипотезы, а знать бы нам нужно точно, изучить досконально. И не ради праздного интереса, а в первую очередь для того, чтобы никогда подобное не повторилось. Машина репрессий, словно дорожный каток, подмяла под себя практически всю территорию страны – от больших городов до крошечных северных зимовий. Приходится только удивляться, как удалось избежать беды отшельнику Лыкову, которого обнаружили в Абазинской тайге лишь в начале 80-х. А пролети тогда аэроплан над его хижиной – и несдобровать бы семье. Причин для ареста было предостаточно: в колхоз не вступил, налоги не платил, в Бога верил фанатично. Ведь в то время даже посещение молельного дома могло оказаться для человека роковым. Верующий вполне «вписывался» в определение «враг народа», а если и не вписывался, то вписывали... Так, например, случилось с жительницей Тары Марией Андреевной Алешковой.
Мария Андреевна Алешкова (источник)
Страшную и вместе с тем нелепую историю трагичной судьбы этой женщины поведала мне её дочь, Валентина Ивановна Кондрина:
– Мать моя была родом из бедной семьи из-под Ачаира. Жили трудно, и поэтому подростком родители отдали её в прислуги к богатому хозяину. Потом она в поисках работы уехала в Омск, где и познакомилась с нашим будущим отцом. Иван Ильич был хорошим специалистом по мельничному делу, его пригласили хозяева Тарской мельницы на работу, пообещав неплохие условия. И потом, после революции, отец свою профессию не оставлял. Он умер в 1935 году, а мать в 38-м арестовали. За что – до сих пор понять не могу. О том, что немало тарчан уже было арестовано, мы, конечно, знали, но никак не предполагали, что это может коснуться и нашей семьи. Однако беда не миновала…
Валентина Ивановна всё помнит до мельчайших подробностей. Чтобы привести полностью её рассказ, наверное, не хватит и двух газетных страниц. Поэтому я с её слов изложу лишь суть механизма тех чудовищных провокаций, с помощью которых, словно по разнарядке сверху, пополняли ряды «врагов народа». Итак, однажды зимой 1938 года Марии Андреевне Алешковой пришла повестка из исполкома с предписанием явиться к чиновнику по фамилии Михель. Ну как не пойдешь? Пошла, конечно, теряясь по дороге в догадках. В своём кабинете этот самый Михель начал разговор с несколько неожиданной стороны:
– Вот вы верите в Бога (какая осведомленность!), почему же не хлопочете об открытии церкви в городе?
– Да я и дома помолюсь, – ответила Мария Андреевна.
– Ну зачем же дома, теперь разрешается приходу иметь церковь. Исполком разрешит, вам только нужно собрать сход прихожан и принести решение схода.
– Но я же неграмотная, писать не умею.
– Ну есть же и среди верующих грамотные, кто-нибудь напишет. Или составьте тогда список прихода.
Сутью этого диалога в исполкоме Алешкова поделилась со знакомыми, с соседями. Ничего, естественно, не подозревая, православные список кое-как составили и поручили Марии Андреевне, раз уж она знает, в какие двери входить, отнести в исполком. Но там всё тот же Михель внёс некоторые изменения в предложенную им же самим процедуру.
– Список не годится, – вдруг заявил он, – нужны заявления от каждого.
Прихожане пошли и на это. А через некоторое время Мария Андреевна узнала, что кое-кого из «заявителей» начали арестовывать. Тогда-то только она начала догадываться.
Как-то поздней морозной ночью постучали в ставень, и Мария Андреевна тревожно сказала:
– Это за мной...
Пришедшие сотрудники органов принялись делать обыск, – перетрясли весь дом и ничего не найдя сказали:
– Придется Вам с нами прогуляться.
Но Мария Андреевна собралась, как навсегда, перекрестила спящих детей, и больше в семье её никто не видел. Через несколько дней прибежала соседская девочка, говорила, что «видела бабушку: её вели в милицию, у неё лицо синее-синее...» Валентина, как старшая, понесла передачу. У входа в тюрьму образовалась целая очередь, у вышедшего начальника тюрьмы Василия Кирсанова спросила о матери.
– Её здесь нет, – ответил он.
– А где же?
– Отправили на Колыму.
– Но ведь мы же следим за выходом каждого этапа!
– Ничего я тебе больше сказать не могу.
Дома Валентина сказала своим, что передачу отдала.
Думается, что о том времени многие могли бы рассказать такую же или подобную историю. Не мудрствуя лукаво, карающие органы превратили аресты в некий шаблон. Но дело в том, что Валентина Ивановна Кондрина рассказала не только об этом. И, ввиду особой важности рассказанного, привожу его дословно.
«После войны, когда мой муж, Пётр Афанасьевич Кондрин, вернулся с фронта, поселились мы на окраине Тары, неподалеку от тогдашнего скотомогильника. Там действовала салотопка, и муж устроился туда на работу сторожем. Как-то летом понадобилось выкопать новую яму для павшего скота. Пригнали заключённых, видимо, уголовных, и с ними, конечно, конвой. Стали копать и наткнулись на захоронение людей, притом не очень давнее. Кроме останков, находились в нём некоторые вещи: очки, сапоги, остатки одежды, даже небольшие деньги. На одном сапоге прочитали фамилию – Нарыцын. Даже конвоиры удивлялись: «Сколько людей побито!..» Почему-то стали обвинять мужа, вызвали прокурора, начальника милиции. В конце концов приказали выкопать яму в другом месте, а эту, с останками людей, зарыть. А ещё приказали всем молчать».
Случилось это, по словам Валентины Ивановны, лет через пять-шесть после окончания войны – времена всё ещё неблагоприятные для лишних разговоров. Но вот через много лет, в 1986 году, строительная бригада Ивана Болеславовича Весельского из кирпичного завода возводила жилой дом по улице 11-я Линия. Когда стали копать яму под туалет, экскаватор вдруг поднял на поверхность человеческие кости, черепа.
Место захоронения расстрелянных в Таре – район дома №1В по 11-й линии
Рассказывает И.Б. Весельский: «Работа, конечно, сразу же приостановилась. Мы сообщили начальству, прибежали рабочие с завода, жители близлежащих улиц. Черепов мы насчитали около десяти. В каждом небольшое отверстие, как от пули. Неплохо сохранились хромовые сапоги со слоёной подошвой, в сапогах остатки конечностей. Я живу на соседней улице, поэтому и жена моя пришла, всё это видела, может подтвердить. Да и экскаваторщик Абдурашитов не откажется. В общем, закопали мы останки опять в том же месте, а яму выкопали в другом...»
«Черепа были различных размеров – большие и маленькие, видимо, детские, – говорит Галина Викторовна Весельская. – В каждом небольшое отверстие в затылке. Из вещей были сапоги, эмалированная миска, остатки шерстяной ткани с рисунком «в ёлочку». Людей собралось немало, многие говорили, что это расстрелянные в тридцатых годах, что их убивали в подвале НКВД, а ночью вывозили и закапывали здесь...»
Р.Г. Абдурашитов: «Да, такой случай летом 1986 года был. Захоронены люди были на глубине полтора метра. Черепа действительно взрослые и детские. Отверстия в затылке каждого, но не навылет, поэтому мы пытались найти хоть одну пулю, но в земле это трудно, да и времени было немного...»
Если сопоставить свидетельства и Валентины Ивановны Кондриной, и супругов Весельских, и Р.Г. Абдурашитова, то можно прийти к выводу, что в районе бывшего скотомогильника (а ныне здесь застраиваются жилые кварталы) находится массовое захоронение людей. Но когда это случилось, почему именно здесь, почему люди захоронены не в могилах, не по-человечески? На эти вопросы ещё, конечно, нужно найти точные и основательные ответы. Кто-то ведь об этом знает…
Чтобы пролить хоть какой-то свет на слухи о том, что это бывшие репрессированные, я встретился с одним из тех, кто служил в НКВД в тридцатые годы. Иван Иванович (назовём его так, поскольку человек это старый, добровольцем ушёл на фронт, провоевал, как говорится, от «звонка до звонка», имеет боевые награды) мне рассказал о том, как он боролся с уголовщиной. Однако на конкретные мои вопросы отвечал довольно неохотно. О том, что в подвале расстреливали, он «что-то слышал, но врагами народа занимались органы госбезопасности». В частности, была названа фамилия начальника Тарского отделения этих органов некоего Аникеева, который отличался особым рвением в поисках этих самых врагов. Но известно ведь и то, что со вступлением на министерскую должность Л.П. Берии органы госбезопасности и милиции были объединены, являлись, по существу, одним ведомством.
Я ни в коей мере не хочу заподозрить моего собеседника в причастности к арестам, допросам и расстрелам. Но непросто и поверить в его полнейшую неосведомленность в том, что происходило в подвалах ведомства, где он служил тогда в званий старшего лейтенанта. Здесь, видимо, сказывается выработанная с годами привычка молчать. В конце нашего разговора, когда я сказал о том, что люди говорят о расстрелах в подвале и захоронении потом на скотомогильнике, Иван Иванович вдруг неосторожно обронил: «Надо же, а я думал их увозили на кладбище...»
Конечно, не один он привык молчать, молчали миллионы на протяжении десятилетий. Молчим мы нередко и сейчас. И этот иммунитет молчания в нас, видимо, выработался в те кровавые годы. Но, может быть, хватит? Ведь пришло, наконец, время говорить о многом не шёпотом, не по укромным уголкам. Настало время знать и помнить о том, чьи жизни и судьбы нашли последний свой приют в одном из огородов на улице 11-я Линия.
Автор: Сергей Мотренко, тарская районная газета «Ленинский путь», 1 июля 1989 года
Источник: группа «Расстреляны в Таре»
0 Комментариев